«Представьте, что вы сидите на муравейнике. Сидите так долго, что никаких неожиданностей уже не ждете. Угнездились там, к укусам привыкли, все нормально, даже можно иногда расслабиться. Зачем куда-то еще идти? А вдруг в другом муравейнике будет хуже, больнее?
По-моему, это очевидно: меняя жизнь и двигаясь вперед, мы растем, поднимаемся. Когда стоим на нижней ступеньке, горизонт ограничен. Встали на ступеньку повыше – кругозор уже шире, а стереотипов меньше».
Мне кажется, у каждого бывает такой момент в жизни, когда понимаешь: назад дороги нет. И тогда человек идет вперед, потому что не видит другого выхода.
Помню такой момент: лето, жара, дача под Москвой. Я, сильно беременная Софьей, средней дочерью. Впереди бежит Степан, ему года три. Ужасно жарко, у меня в руках две огромные сумки, да еще Софья в животе. И я понимаю, что сейчас упаду в обморок. Такое со мной иногда случается.
И вот я уже присматриваю стеночку, чтобы по ней сползти, а в глазах темнеет. Я краем глаза замечаю, что машин нет, со Степой все в порядке, и позволяю себе ненадолго отключиться. Но именно в эту секунду Степан спотыкается и падает – раньше меня. Голые коленки, голый асфальт, крик. Даже не крик, а визг поросячий.
И я тут же даю своему организму другую команду: «Встала и пошла! Какой еще обморок?» Я встаю и иду. С сумками, животом – как ни в чем не бывало.
Сейчас эта ситуация, когда дороги назад просто нет, повторилась для меня и в профессии. Я поняла, что должна искать что-то новое, а не оглядываться назад. И для меня это совершенно очевидно.
Я поняла, что должна искать что-то новое, а не оглядываться назад.
Но этот момент не всегда бывает понятен. Иногда нужно потратить какое-то время, прислушаться к себе: можешь вернуться или уже нет? Если можешь, надо с такой силой оттолкнуться, чтобы ты уже не мог вернуться. Потому что дорога назад легка, мы ее хорошо знаем, это наш тыл. Вперед шагнуть сложнее, страшнее. Потому что придется покинуть зону комфорта. Это словосочетание такое обманчиво-позитивное. Вроде бы комфорт – хорошо. На самом деле это просто ситуация, к которой мы привыкли.
Представьте, что вы сидите на муравейнике. Сидите так долго, что никаких неожиданностей уже не ждете. Угнездились там, к укусам привыкли, все нормально, даже можно иногда расслабиться. Зачем куда-то еще идти? А вдруг в другом муравейнике будет хуже, больнее?
По-моему, это очевидно: меняя жизнь и двигаясь вперед, мы растем, поднимаемся. Когда стоим на нижней ступеньке, горизонт ограничен. Встали на ступеньку повыше – кругозор уже шире, а стереотипов меньше.
Родителям с детства внушали: «ты должен делать так и только так», и они нас так же воспитывали.
У поколения наших родителей жизнь в основном шла по инерции – учеба, работа, пенсия, огород, внуки, телевизор. Им с детства внушали: «ты должен делать так и только так», и они нас так же воспитывали: «ты должен», «так правильно».
Пытались форматировать удобных детей, чтобы их можно было, как стул, взять и переставить. Многие из этих детей до сих пор не умеют говорить «нет», потому что боятся, что их осудят. И во мне этот стереотип заложен – «ты должна». Пришлось дожить до 50 лет, чтобы осмелиться подумать о том, что мне хочется делать на самом деле, о своей миссии, как бы пафосно это ни звучало.
Хотя многие давно считают меня храброй женщиной. Часто говорят: а чего ты такая смелая? Ты что, ничего не боишься? Да нет, говорю, что-то не боюсь. Думаю, это ощущение внутренней свободы, чуть большей, чем у других, появилось уже в детстве, потому что у нас с сестрой какие-то стереотипы были разбиты изначально.
У нас с сестрой какие-то стереотипы были разбиты изначально
Наш отец незрячий. Инвалид с детства. После войны он, семилетний, жил в Воронеже, и там, как и во многих городах, пацаны находили на земле останки мин, патроны и бросали их в костер. И вот папа тоже подобрал запал, а тот у него прямо в руках взорвался. У папы оторвало правую руку и обожгло глаза. Никто в те времена не собирался ему зрение спасать, и оно к 14 годам угасло совсем.
Когда он пошел в школу, там дети через одного были инвалидами. У кого глаза нет, у кого ноги – обычное дело. А в новосибирском Академгородке, где мы с сестрой росли, отношение к увечьям было уже совсем другим. Слепых там было человек пять всего.
И для большинства наших сверстников иметь отца-инвалида было чем-то ненормальным, из ряда вон. А мы с сестрой на этой модели выросли, и другого папы у нас не было.
Так в нашей семье сбилась хотя бы одна настройка, и эта сломанная норма помогла мне немного выйти из общего ряда, быть не такой как все. По крайней мере, я всегда была дико неудобным ребенком. Может, поэтому и сейчас все время куда-то лезу, все мне надо.
Приходится много усилий прикладывать, чтобы ломать собственные стереотипы
Хотя по-прежнему приходится много усилий прикладывать, чтобы ломать собственные стереотипы. Не жалеть тратить время на себя. Не бояться быть счастливой. Знаете, как в самолете говорят: наденьте маску сначала на себя, потом на ребенка. Будет хорошо тебе, и всем рядом с тобой будет хорошо.
Раньше мне часто приходилось общаться с людьми, которых называют токсичными. Сегодня я с ними не общаюсь совсем. При этом я вовсе не отрицаю тех, кто мне неприятен. Просто позволяю себе идти своей дорогой и не пересекаться с ними. Дорог-то много разных, всем хватит.
Об авторе
Татьяна Лазарева – актриса, телеведущая, лауреат телевизионной премии «ТЭФИ». Член попечительского совета благотворительного фонда «Созидание».
Статья подготовлена по мотивам ток-шоу Татьяны Лазаревой, которое прошло в рамках ее программы «Выходные со смыслом» 20 мая 2017 года.