Российские сериалы долго считались низкокачественными, но буквально за пару лет все кардинально поменялось. Что беспокоит режиссеров, при чем тут стриминг и что посмотреть?
Стриминг радикально меняет киноиндустрию — и дело не в пандемии, когда кинотеатры закрыты. Стриминги более демократичны, чем киностудии, а еще у них в руках мощные технологии AI, которые понимают, что хотят смотреть люди, и как они будут это смотреть. Платформы максимально диверсифицируют контент. У них много денег. По-настоящему много: Netflix, например, выделил Мартину Скорсезе $160 млн на съемки «Ирландца» (и еще до $100 млн на рекламу).
Российские стриминги действуют по догоняющему принципу, но зато их достижения в местном контексте хорошо видны. В стране с фактически огосударствленным кинематографом частные платформы, зарабатывающие на подписке, — это спонсоры авторской свободы, пусть и относительной. «Скрепы» трещат, публика воодушевленно обсуждает новый, интересный кинопродукт. Сериалы справляются с тем, с чем порой не способно справиться большое кино.
«Содержанки»: секс как социальный лифт
О сексе как о социальном лифте, самом быстром и эффективном, начали говорить еще в перестроечном кинематографе («Интердевочка», «Маленькая Вера»). А что еще остается делать? Возможностей для экономической и статусной мобильности в России не так много. Школьная мечта из 1990-х «выйти замуж за бандита» трансформировалась в «выйти замуж за миллионера», перефразируя бестселлер Оксаны Робски времен путинского гламура. «Содержанки» — это признание в том, что тот гламур (гламур нулевых) кончился, а вот ценности его остались, и новых пока не завезли. Девчат так много холостых на улицах Саратова, и каждая вторая мечтает удрать в Москву и устроиться там поудобнее, как, например, искусствовед Даша (Софья Эрнст).
«Содержанки» — московское упражнение в самоудовлетворении и вуайеризме: мы вам покажем, какие мы гадкие, погрязшие во грехе, циничные, какие мы мещане, правда, не признаемся, как нам на самом деле это нравится. А вы смотрите на нас, томящихся в золотой клетке, ведь хлеба у вас мало, да и зрелища тоже так себе. В какой-то степени это и есть «новая искренность» по-русски. Циничная, насмешливая, перепрошитая, — как и все, что делает Константин Богомолов, любящий эпатаж.
«Содержанки» одновременно luxury porn (проще говоря, «кино про богатых»), и зарисовка всей необъятной России — с ее дарвинистскими установками в духе «победительницы получают все». Миллионы просмотров (а их действительно миллионы, судя по отрывочным данным, которые нехотя раскрывает платформа START) свидетельствуют о том, что России гораздо важнее откровенно поговорить о том, чем она живет (сексом, деньгами и статусом), нежели рассуждать об абстрактных «скрепах» и «устоях».
«Чики»: насилие, насилие, насилие
«Чики» (сериал вышел на платформе more.tv), безусловно, хит 2020 года, не столько по количеству просмотров, сколько по масштабу и качеству дискуссии, которую он вызвал. Стоит отметить большой разрыв между главными темами сериала и маркетинговой кампанией, которая, видимо, боясь отпугнуть зрителя, делала другие акценты. «Чики» продвигали как аттракцион: динамичная картинка, много музыки, отличный актерский состав, «фактурная» Россия.
В основе сюжета — авантюра вернувшейся из Москвы в южную станицу экс-проститутки Жанны (Ирина Горбачева). Она решает открыть в родном-городе фитнес-клуб «Афродита», чтобы обрести финансовую независимость и приумножить дионисийский колорит российского юга. К ней присоединяются три подруги, по совместительству бывшие коллеги, — Света, Марина и Людка. За душой у них ничего нет, но все осточертело донельзя, и главным образом — унизительная работа на трассе, где к ним относятся буквально как к мясу. Решив оставить под залог дом Жанны, девушки идут брать миллионный кредит на покупку фитнес-оборудования. На каждом шагу их поджидает посконная Россия: нечистые на руку контракторы, вороватые рабочие, бюрократические проблемы. Но самая главная проблема — это местные мужчины, которые не хотят устраивать «шлюхам» Юрьев день. Частично это происходит от того, что они все еще рассматривают девушек как свою собственность, но прежде всего — из-за самого факта покушения на их (мужчин) господство в городе. Незыблемые священные порядки.
С каждой серией сериал становится все более драматически насыщенным. Арка каждой героини тщательно прописана, а ил, поднятый режиссером Э. Оганесяном с провинциального дна, несет с собой таких чудовищ, что многие с трудом досматривали последние серии, — настолько точное случилось попадание. «Чики» дистанцируется от размытого и стигматизированного жанра российской «чернухи» и находит удивительный баланс между лубком и едкой карикатурой. «Чики» — современный и одновременно очень родной сериал, ведь все мы родом из хтони. Ненавидеть ее — бесполезно, все равно догонит. Другое дело — хорошо понимать и смотреть со снисхождением, местами даже нежностью. Герои там говорят на живом языке, начиная от поп-культурных отсылок до шуток про яхту Медведева, и оттого они еще такие живые и близкие. Вот через эту уловку — мол, посмотрите, это же ваши все, родные, авторы сериала и начинают со зрителем разговор на критически важные темы, такие как проституция, провинциальная нищета, насилие в семье, коррупция, обрядовое православие и, в конце концов, тотальный российский бардак
«Обычная женщина»: феминизм по-российски
«Обычная женщина» (пока вышел один сезон, но уже снимают второй) — сериал Бориса Хлебникова, вышедший на платформе PREMIER. В главной роли 39-летней Марины — Анна Михалкова, воплощение архетипа простой, но предприимчивой и двужильной российской «хаслерши», на которых все держится. Ее муж (Евгений Гришковец) — прекраснодушный интеллигент-врач, который работает, но не зарабатывает. Такая вот рокировка традиционной схемы «он добытчик, а ей купил цветочный магазин, чтобы было чем заняться». Впрочем, цветочный бизнес и правда в сериале фигурирует, но только в качестве прикрытия реального (сутенерского) бизнеса Марины. Это стеб высокого порядка, — учитывая, что сутенерский (pimp) образ традиционно мужской, причем сутенер — образ нарицательный, маркер «крутости» и доминирования. ‘I’m a P.I.M.P.’, — пел рэпер 50 Cent.
Обычная женщина Марина даже на сносях способна принимать жесткие решения (где достать деньги? куда деть труп убитой проститутки?), и никакой «нестабильный гормональный фон» ей не помеха. В какой-то степени сериал — это категоричное высказывание против российской государственной риторики, отчаянно защищающей полумифические «традиционные ценности». Принципиально то, что Марина такая сильная и крутая не потому, что у нее муж-рохля, а потому, что сама так хочет. Это резко контрастирует с советским (и постсоветским) образом «сильной женщины», ставшей таковой не от хорошей жизни (канонический образ Катерины из оскароносной «Москва слезам не верит»). В традиции мейнстримного отечественного кинематографа «сильные женщины» — это лишенные сексуальности и чувствительности женщины-функции, преодолевающие все на своем пути ровно до того момента, как встретят подходящего мужчину. Теперь можно и расслабиться: героиня «воссоединяется со своей женственностью» и идет варить борщи. Марина, напротив, — не ситуативно ставшая сильной бизнес-вумен поневоле, а «обычная женщина», коих на Руси не просто много, — большинство.
«Звоните ДиКаприо»: самое время поговорить о ВИЧ
Когда-то песня молодой певицы Земфиры Рамазановой, прозвучавшая в радиоэфире 14 февраля 1999 года, вызвала скандал. Она называлась «СПИД» и запоминалась рефреном «А у тебя СПИД, и значит, мы умрем». 20 лет спустя ВИЧ в России до сих пор является стигмой, — об этом не говорят, потому что боятся быть пораженными в правах, не говоря уже о реакции окружающих. ВИЧ-позитивных людей дискриминируют на законодательном уровне, массовая диагностика до сих пор не налажена, а сама болезнь в общественном сознании маргинализирована: считается, что ей болеют только представители низших страт и жители неблагополучных районов. От ВИЧ уже не умирают, как на заре эпидемии в 1980-е — но это если больной знает о своем диагнозе и получает терапию. Пока же государству важнее утаивать реальное количество заболевших.
В сериале Жоры Крыжовникова «Звоните ДиКаприо» впервые вслух произносят это страшное кодовое слово, ВИЧ. Причем неоднократно, — им заболевает главный герой, которого играет национальный герой Александр Петров. Невиданная режиссерская и актерская смелость, учитывая, что в российском кино до сих пор существует страх вечной ассоциации с ролью: мол, сыграешь гея, больше гетеросексуалов играть не дадут. Сыграешь ВИЧ-позитивного — ну и так далее.
ВИЧ в сериале заболевает не мужчина, практикующий гомосексуальные контакты (а именно на них переложили всю вину за появление ВИЧ и СПИДа), и не наркопотребитель, а успешный актер на пике славы. Это не просто красноречивая метафора, а вполне реалистичный взгляд на вещи. И вот она опять, «новая искренность»: богатые тоже плачут. И болеют ВИЧ.
