Яблоко от яблони недалеко падает. От осинки не родятся апельсинки. Какова хата, таков и тын, каков отец, таков и сын. Эти фразеологизмы звучат немного пугающе, если задуматься о том, что в них человек лишен выбора и права что-то менять в своей жизни. Как бы человек ни любил свою семью, часто не все устои и модели поведения в роду ему близки. При этом нередко из поколения в поколение повторяются судьбы, истории любви, споры и ссоры.
Размышления Оксаны Лекселл о том, по каким критериям должны оценивать женщину и можно ли менять сценарии рода, тронули нас, и мы с разрешения автора публикуем для вас этот текст.
Когда мама познакомилась с моим мужем, у нее произошел тектонический сдвиг в коре. Оказывается, есть мужчины, которые говорят: мы, а не я купили дом, нам, а не тебе нужно помыть полы, у нас, а не у тебя в раковине грязная посуда.
Встреча со сватьей-свекровью была для мамы не меньшим потрясением.
В тот самый момент, когда мама уже было бросилась целовать сватье руки в благодарность за то, что «ее непутевая дочь наконец-то пристроена», свекровь попросила перевести маме с английского:
— Ах, как повезло нашему сыну вытащить лотерейный билет в лице вашей дочери: не просто умная, а еще и такая красивая!
Мама начала ловить ртом воздух и тяжело дышать.
— Что с мамой? — забеспокоилась свекровь.
— Что с тобой, мама? — перевела я маме с английского.
— Мне просто очень непривычно слушать такое от свекрови про невестку, — пролепетала мама, все еще находящаяся в состоянии шока.
Когда много лет назад папа привез знакомить мою маму со своей матерью, та бросила сквозь зубы:
— Где ты откопал эту рябую? Зачем она тебе?
И мама это услышала. Она была огненно-рыжая и вся в веснушках. Веснушки были даже на губах, но мама была при этом кинематографически красива. Мама не знала о том, что она красива: «Девочке нельзя говорить, что она красивая, чтобы она не выросла распущенной девкой».
Мама очень старалась понравиться свекрови: каторжно работала в огороде, поднимала два вместо одного мешка картошки, каждый день мыла ледяной водой из колодца полы в доме, полностью взяла на себя кухню, но баба Люба оставалась снежной королевой: рябая и рябая, ее обесценивание было непоколебимым.
Потом моя «рябая» мама досматривала за свекровью — снежной королевой в нашей крошечной киевской квартире, убирая из-под нее все, чем та была наполнена по отношению к маме. Снежная королева умерла, так и не сказав своей «рябой» невестке спасибо.
Хорошо, что семейные сценарии можно и нужно переписывать. В большинстве случаев через кровь и слезы. Под гнетом неподъемного чувства вины, что «ты идешь против рода своего», но их можно и нужно переписывать.
У меня ушло много лет и сил на то, чтобы переписать женские роли в сценарии моего рода. Роли девочек-крестьянок, у которых был незавидный старт: без паспорта, без точной даты рождения и практически без выбора. Мама, считающая, что ценность женщины в том, сколько мешков она может взвалить на плечи. Бабушка, ставшая снежной королевой, чтобы выжить.
Иногда мне бывает жаль: как же долго я крутилась, как мне казалось, вхолостую. Но, когда я смотрю на свою дочь, я понимаю, что все-таки не вхолостую. Все-таки у дочери был совсем другой старт. И это, пожалуй, лучшее, что я могла для нее сделать. Любить ее без условий и всегда говорить ей об этом.
Мы сейчас реже видимся с мамой Джерри (так зовут свекровь). Последний раз мы виделись на День матери. Она подъехала ко мне в своем инвалидном кресле, попросила наклониться к ней и сказала тихо, чтобы никто не услышал: спасибо за твою любовь к моему сыну.
Я рассмеялась в ответ: ‘He made it very easy for me’ («Он упростил мне задачу»).
Не так давно женщину моего рода оценивали по количеству мегатонн картошки, которые она способна взвалить на плечи. Сегодня ее ценят по количеству мегатонн любви, которую она способна дарить.
