Из воспоминаний Михаила Ширвиндта: «Каким Ширвиндт был отцом? Он орал на меня так, что стены тряслись…»

— Моя родина, главный дом жизни, — это Скатертный пер., д. 5а . Моё детство до 8 лет прошло там. Огромная была квартира, 9-комнатная, где я гонял на велосипеде. Полное счастье. Единст­венный минус — в этой квартире жило ещё 7 семей. Обычная московская коммуналка. Мы умещались в двух маленьких комнатках впятером: в одной — мои родители, в другой — бабушка с дедушкой…

Остальной контингент — от милейших интеллигентных людей до законченных алкоголиков. Но я со всеми дружил.

Мой главный друг был Хабибуль — сын нашего дворника Хабибуллина, который стал невольным участ­ником следующей сцены. Однажды мама бежала за автобусом, поскользнулась и очень серьёзно сломала ногу, начались больницы… Моя бабушка Раиса Самойловна Ширвиндт, к сожалению, в 54 года ослепла от глаукомы. Папа её успокаивал : «Не переживай, мать, совершенно не на что смотреть».

Бабушка была моей абсолютной подругой. У неё одесские корни, она работала в филармонии, открыла стране Бернеса…

И вот как-то приходит папа с ипподрома куда он частенько ходил по воскресеньям смотреть скачки. Приходит выпивши… Заходит в квартиру, спотыкается на чём-то и грохается. А в коридоре общий телефон, по которому я разговариваю. И папа, лёжа на полу, слышит такой текст: «Нет, Хабибуль, я не пойду с тобой гулять. Понимаешь, мама в больнице, бабка слепая, а папаша пьяный валяется». (Чтобы пойти гулять на Тверской или Гоголевский бульвар, надо было, чтобы кто-то тебя перевёл через дорогу.)

Каким Ширвиндт был отцом? Он орал на меня так, что стены тряслись. А я пугался так, что стены дрожали. И ни он, ни я в серьёзность происходящего не верили. Но мы обозначали правила: папа — что он меня воспитывает, я — что его боюсь. Отец говорит, он меня ни разу пальцем не тронул, но я отлично помню, как он меня однажды бил резиновой вьетнамкой…

Квартира моего прадеда по материнской линии была во 2-м Обыденском пер., д. 10. Владимир Николаевич Семёнов был главным архитектором города Москвы, по его плану разработан Генеральный план реконструкции столицы. Мой прадед построил первый в Советском Союзе кооперативный дом. И ему дали квартиру на третьем этаже в этом доме. Там рядом есть храм Илии Пророка Обыденного (2-й Обыденский пер., д. 6) . Оказывается, был такой наказ: если купец проворовался, он в знак искупления мог построить храм. А в знак особого искупления он строил храм в один день — об один день. Обыденный…

Дача — ещё одна моя родина. Она построена была моим прадедом в 1935 г. Это Новый И­ерусалим в Подмосковье, посёлок НИЛ — наука, искусство, литература. Там жили Эренбург, Бабель, Ойстрах, академик Веснин. Такая богемно-академическая элита. НИЛ и сейчас существует с этой аббревиатурой, а открыл его мой прадед. Владимир Николаевич построил на даче террасу, фотографии которой до сих пор публикуют в английских журналах — 20 статей минимум вышло.

Там познакомились мои родители. Папа бывал в гостях на даче у знаменитого чтеца Дмитрия Журавлёва (он был другом моей бабушки). А на маминой даче жила корова, её доили. Папа мой патологически любит молоко и приходил за ним. Сказал, что женился из-за коровы…

Детство моё прошло в театрах. Сперва я шастал в Театр Ленинского комсомола (ныне «Ленком») потом вместе с папой перешёл в Театр на Малой Бронной . В этом же здании мы с друзьями недавно открыли домашнее кафе, куда отец с мамой очень любят заходить покушать.
В 1970 г. Александр Ширвиндт начал работать в Театре сатиры . Помню, шла «Женитьба Фигаро». Андрей Миронов — Фигаро, мой папа — Граф. Играли Вера Васильева, Пельтцер, Менглет, Корниенко — весь цвет театра.

Я уныло сижу за кулисами. Вдруг приходит один мой товарищ, тоже «театральный ребёнок», и в узком проходе ставит стул передо мной. И смотрит на меня. Я беру свой стул, ставлю перед ним и сажусь. Всё, уже играем, кто кого победит. В итоге в очередной раз переставляю стул, а мой товарищ — почему-то нет… Идёт главный монолог Миронова, он 15 минут бегает, рыдает, подозревая в измене Сюзанну. В какой-то момент он поворачивается — и вдруг у него глаза становятся размером с блюдце. Миронов видит меня и забывает текст.

Я думаю: что такое? Оглядываюсь и понимаю, что сижу в беседке на сцене. Вижу весь зал. То есть я на сцене сижу на этом стульчике. Хватаю стул, начинаю метаться, назад за кулисы меня не пускает этот парень. Через всю сцену убегаю со стулом и заворачиваюсь в кулису. Простоял так весь антракт дрожа. А Миронов носился и кричал: «Где он? Я его убью!».

Когда мои родственники разменяли главную квартиру моего прадеда и свои коммуналки, у всех получились квартиры. И мы с мамой, папой и бабушкой въехали в высотку на Котельнической набережной.

Когда к родителям приходили гости, например, Гердт, Миронов, Козаков, Дер­жавин, для меня это был счастливый момент. Не потому, что мог проникнуться величием этих знаменитых людей, а потому, что можно было сдристнуть во двор и никто про меня не вспоминал.
Третий этаж нашего дома окаймлён гранитным декоративным портиком — балконом длиной во всю высотку. Мама «отрезала» нам кусок метров 45, сделав перегородку из дикого вино­града. Когда отец праздновал дни рождения, часто принимали гостей на балконе, человек 25 там запросто усаживались. А над нами был маленький типичный балкончик. Помню, Миронов договорился с соседями сверху, что они его пустят, и в разгар застолья неожиданно вышел с бокалом и говорил тост над нашими головами.

Сейчас шпроты не сильно популярны, но друзья отца, когда зовут его в гости, их покупают, зная: Ширвиндт обожает блюдо «Шпроты на вилке». Ещё две его любови — сырок «Дружба» и… Эту страсть не принимает никто, но это варёный лук. Все соседи на Котельнической набережной, когда заканчивают варить суп, морщась, приносят варёную луковицу на тарелочке отцу…

Михаил Ширвиндт родился 14 августа 1958 года в Москве, в семье актёра Александра Анатольевича Ширвиндта и архитектора Натальи Николаевны Белоусовой.

Михаила Ширвиндта, потомка звездных родителей, нисколько не угнетает давление публики от сравнения с отцом, с которым он очень дружен. А направление карьеры, не связанное со сценой, помогло ведущему реализоваться в профессии и научиться получать удовольствие от любимого дела.

Сегодня он известен широкому зрителю как телеведущий, видеоблогер, писатель-мемуарист, теле- и кинопродюсер. Ранее был театральным актёром. Ведущий телепрограмм «Дог-шоу «Я и моя собака»» («НТВ» и «Первый канал», 1995—2005) и «Хочу знать»

Михаил Ширвиндт написал книгу мемуаров, посвященную Александру Анатольевичу.

А еще Ширвиндт — старший был постоянным героем его выпусков на канале «Съедобное Несъедобное». Особенно зрителям полюбились передачи «Мемуары Ширвиндов» и «Гараж». В каждой из них мы видели очень чуткое, бережное, нежное отношение, любовь и бесконечное уважение Михаила к своему отцу.

На своей странице в ФБ после смерти Александра Анатольевича он написал:

» Дорогие мои! Благодарю вас за то количество сообщений и комментариев, которые вы написали мне за последние дни. Я не могу ответить каждому из вас, но уверяю, что каждое ваше слово для меня очень ценно и важно.

Публикую последнюю фотографию папы, которую сделал наш друг, замечательный Юра Рост.»

А вот и последнее видео Александра Ширвиндта, снятое его сыном.

Подпишитесь на нас в fb
Подпишитесь на наш канал

Светлая память Вам, замечательный актер и человек, великий педагог, воспитавший не одну плеяду ярких актеров и прекрасного сына!

nesnilos.com