Все гениальные слова очень просты, как и сам человек. Роберт Рождественский был именно таким поэтом. Он подмечал детали, на которые другие не обратили бы внимания, не придали бы значения.
В самых заурядных, банальных предметах он находил скрытую гармонию и значимость. И его любят именно за это.
Человеку надо мало
Человеку надо мало: чтоб искал и находил.
Чтоб имелись для начала Друг — один и враг — один…
Человеку надо мало: чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете мама. Сколько нужно ей — жила..
Человеку надо мало: после грома — тишину.
Голубой клочок тумана. Жизнь — одну. И смерть — одну.
Утром свежую газету — с Человечеством родство.
И всего одну планету: Землю! Только и всего.
И — межзвездную дорогу да мечту о скоростях.
Это, в сущности,- немного. Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда. Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо. Лишь бы дома кто-то ждал.
Будь, пожалуйста, послабее
Будь, пожалуйста, послабее. Будь, пожалуйста.
И тогда подарю тебе я чудо запросто.
И тогда я вымахну — вырасту, стану особенным.
Из горящего дома вынесу тебя, сонную.
Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное,
— в море брошусь, густое, зловещее,- и спасу тебя!..
Это будет сердцем велено мне, сердцем велено…
Но ведь ты же сильнее меня, сильней и уверенней!
Ты сама готова спасти других от уныния тяжкого.
Ты сама не боишься ни свиста пурги, ни огня хрустящего.
Не заблудишься, не утонешь, зла не накопишь.
Не заплачешь и не застонешь, если захочешь.
Станешь плавной и станешь ветреной, если захочешь…
Мне с тобою — такой уверенной — трудно очень.
Хоть нарочно, хоть на мгновенье,- я прошу, робея,
— помоги мне в себя поверить, стань слабее.
Баллада о красках
Был он рыжим, как из рыжиков рагу.
Рыжим, словно апельсины на снегу.
Мать шутила, мать веселою была:
«Я от солнышка сыночка родила…»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным, будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она,
говорила: «Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом, в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли
— поклонились маме в пояс. И ушли.
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь и черный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы. Мать ждала.
Не гневила, не кляла она судьбу.
Похоронка обошла её избу.
Повезло ей. Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей. Повезло ей! Повезло!
— Оба сына воротилися в село.
Оба сына. Оба-двое. Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы — смертельной белизны!
Видно, много белой краски у войны.
Все начинается с любви
Твердят:
«В начале
было
слово».
А я провозглашаю снова:
все начинается
с любви!
Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка —
все начинается с любви.
Все начинается с любви.
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть —
родная
и вечная
сестра любви.
Все начинается в любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг —
все начинается с любви.
Весна шепнет тебе:
«Живи».
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается
с любви!
